Глава 24

Новый «Икарус», рассекая пространство, плавно скользил, покачиваясь на рессорах, и походил на космический корабль, готовый взлететь.

И это соединение плавного движения с бескрайними просторами за окном рождало удивительное состояние души: хотелось стремиться ввысь и вдаль, обозревать мир.

Огромный русский простор охватил автобус…

— Вот задачку бабка задала, задачка из задач, — Славка думает. — Где боярина этого найти?!

А со Славкой вот какая история прошлым летом приключилась.

Славка об этой истории никому не рассказывал, особенно от Любки берег. Любка узнает, глаза выцарапает.

Ехал Славка на мотоцикле своем дребезжащем по узкоколейке.

Узкоколейка — это насыпь такая, железная дорога раньше была, теперь рельсы и шпалы вытащили — народ по домам растащил, — насыпь осталась, ее домой не унесешь.

Очень удобно по узкоколейке за грибами и ягодами ездить.

Едет Славка, насвистывает, по сторонам поглядывает.

Небеса голубые, облака по небесам плывут…

Эх, облака-облачишки, куда вы плывете?! Куда путь держите?! Привет суженой отнесите…

Сесть бы на такое облачко, как на копну сена и полететь! Вот благодать… В иные страны-государства, за горы высокие, моря широкие улететь…

Эх, какая светлость вокруг, так и взлетел бы!

Вдруг слышит крик из леса:

— Люди добрые, помогите… Люди добрые, спасите!

Что такое?! — Славка по тормозам ударил.

Он эти места знал хорошо: в том лесу малинник рос знатный — огненным кустом называется — они с мамкой в том малиннике ягоды брать любили.

Ох, и хороши ягоды! Ветку нагнешь, ягоды прямо в рот сыплются — успевай подбирай только: вот какие ягоды!

А бывало, они с Любкой над мамкой шутили: пока мамка малину брала — целовались под кустом. Потом мамка их шалости заметила, целоваться запретила и так распорядилась, чтоб Любка с левой стороны, а Славка с правой ягоды брали, — глаз с них не спускала.

— Ой, помогите, ой, пропадаю! — человек истошным голосом кричит.

Славка, понятное дело — ноги в руки и в чащу сиганул, — надо человека спасать.

Только он до чащи добегает, как навстречу ему красавица летит, одетая по последней московской моде: брюки белые в обтяжку, живот голый сверкает, прямо журнал модный, — кофточка выше пупка узлом завязана, — в пупке перстень небывалой величины торчит.

Бежит красавица, ног под собой не чуя, голосит во всю мочь:

— Ой, помогите, ой, пропадаю!

А за ней кто-то гонится, кусты с треском ломает.

— Стой, красавица! — кричит Славка. — Стой ненаглядная! Куда бежишь, путь-дорогу держишь?!

Красавица как вкопанная встала, вскрикнула и к Славке на руки упала.

Славка оторопел: не часто красавицы на руки падают.

Оглянулся — а из чащи медведь выбегает. Ну, и дела!

Славка девушку на руки подхватил и к мотоциклу со всех ног бросился; медведь за ними бежит, не хочется ему с красавицей расставаться.

Славка до мотоцикла добежал, девушку в коляску бросил и прочь помчался. Только медведь их и видел.

Показалось Славке, что затылок почесал топтыгин от изумления.

Девушка глаза приоткрыла, на Славку сквозь ресницы гнутые взглянула, вздохнула глубоко, слово едва слышно молвила:

— Кто это был?!

— Где?!

— Да вон там… В кустах малиновых…

— Медведь, — махнул рукой Славка. — Малиной лакомился…

— Как медведь?! — вскрикнула девушка и опять в обморок упала.

— Да не медведь, мужик наш южский, Ванька Филин , — смеется Славка, а у самого поджилки трясутся. — Малину в кустах брал… Решил с вами познакомиться!

— Ой… — красавица ойкнула.

— Вы бы поостереглись в таком виде малину брать…

— В каком еще виде?! — красавица губки надула.

— Да, вот в таком, — смеется Славка и на пупок показывает, а в пупке перстень сверкает.

Красавица губки поджала:

— Будете еще мне указывать, в каком виде в лес ходить… Я на прогулку вышла… Так журналы модные рекомендуют…

— У нас в диковинку это… Не приучены мы, чтоб бабы животы голые мужикам показывать… В чащу утащить могут…

— Скажите уж тоже! — красавица губки поджала.

Эта девушка Алиной оказалась.

И пошла у них с того дня любовь под гармонь.

Понятно, Алина ему тотчас отдалась: правда потом говорила, что память отшибло, ноги подкосились, в голове закружилось, туманом подернулось, и упала она в Славкины объятия, словно в кровать с пуховой периной.

А Славка парень не промах: кто от такого дара отказывается? Положил он красавицу на травушку-муравушку, поцеловал в уста медовые, грудь белую.

Девушка глаза прикрыла: делай, дескать, Славка, со мной, что душе угодно.

Дальше мы рассказывать не будем: сами знаете, что в таких случаях с девушками делается.

Очнулась Алина, рыдать принялась, слезы горькие льет.

— Чего же ты плачешь?! — Славка спрашивает. — Чего убиваешься или не люб я тебе?!

Алина рыдает, слезы горькие утирает.

— Как же мне не плакать, не рыдать?! Влюбилась я в тебя Славка… Жить без тебя не могу… Никого на свете так не любила, как тебя…

— А плачешь зачем?! Красоту лица портишь…

Девушка платок достала, лицо вытерла.

— Боюсь, бросишь ты меня, Славка, честь мою девичью загубишь…

— Нет, я девушек красных не бросаю… Девушки ласку и нежность любят…

— Ты самый лучший, Славка, на свете… За то что ты спас меня, я тебе перстень подарю, — сказала Алина, перстень из пупка вынула и Славке на нужный палец надела.

Повертел Славка перстень, в карман сунул, когда Любка не видел, на палец надевал.

Докучать стала Алина Славке — записки любовные писать, свидания назначать: то возле березовой рощи, то у реки на белой горке.

А когда Славке на свидания ходить, когда у него Любка есть?!

Хорошо еще, что Любка в город областной уехала на собеседование, а то пропал бы Славка. Любка, волосы бы все Алине выдрала, Славке фингал поставила.

Целую неделю ходили они с Алиной по лесам и полям, окрестности осматривали, на озера съездили.

Показал ей Славка бор золотистый — сосны в кольчугах как копьеносцы стройными рядами стоят — показал озеро с водой прозрачной, такой чистой, что пригоршнями пить можно.

Показал ключи холодные, и речку как песня звончатая; много всяких чудес показал, от которых у приезжих людей дух захватывает.

Это вам не аттракционы и аквапарки заграничные.

Притомился Славка, надоедать стала ему Алина, да и Любка вот-вот вернется — беды не оберешься.

Спрашивает Славка Алину:

— Ну чего ты, Алина, во мне нашла? Простой водила я, руки мозолистые, фуражка замасленная…

У вас там в Москве министры всякие проживают, депутаты, а ты меня выбрала?! На кой я тебе сдался?!

— Надоели они мне хуже горькой редьки министры эти! — махнула рукой Алина. — Разве это мужики?! Языком трепать только умеют, а как до дела дойдет, с гулькин нос получится…

Наобещают с три короба про любовь небывалую, острова Канарские, а потом поцелуют по быренькому и готово…

Разве это любовь?!

Ты единственный, Славка, мне нужен… Об одном тебе мечтаю, хочу, чтобы ты всегда рядом лежал, волосы твои кучерявые расчесывать буду, на лицо красоты необыкновенной смотреть…

Чтоб целовал ты меня горячо, к звездам уносил…

У тебя это здорово получается!

— Чего получается-то?! —  Славка затылок чешет.

— Ну как ты не понимаешь?! Любовь!.. Любовь, самое главное на свете… Влюбилась я в тебя…

Я словно родилась заново, водой ключевой умылась, рай поднебесный увидела…

Кажется мне, что на коне огненном лечу, небо передо мной раздвигается.

А за тем небом — еще и еще, и нет ему конца… Так и летала бы всю жизнь…

Вот счастье, Славка…

Алина глаза прикрыла:

— А ты неженатый, Славка? — спрашивает Алина.

— Неженатый, — отвечает Славка. — Время еще не пришло жениться…

Лежали они на копне свежего сена в сарае у Мани Пехлеванной. Сено Маня скосили, в сарай уложили, ребятам и девкам сарай сдавала.

Вот на этой копне, как на перине из трав и цветов, они и лежали.

Солнце сквозь щели просвечивало, золотыми лучами по щекам бегало. Словно в шатре сказочном лежали; в лучах пылинки играли, одна за другой весело бегали.

Благодать, да и только!

— Это хорошо, что неженатый! — шепчет Алина и травкой Славку опять тыкает.

— Отстань, Алина, ведь щекотно! Не женатый пока… Но у меня любовь есть…

— Какая еще любовь?! — встрепенулась Алина.

— Да, Любка с нашей улицы…

— Что за Любка?!

— Выросли мы с ней вместе… В игры в детстве играли, она мне как сестра родная… Мамка моя ее молоком своим выкормила… У матери ейной молока не хватало, а у моей хоть отбавляй, титьки тугие, молоком налитые, вот она нас на пару и выкормила…

— А чем эта Любка занимается? Менеджер или по торговой части карьеру делает?!

— Да, как тебе сказать культурно? — почесал затылок Славка. — И менеджер, и по торговой части… Все вместе, в одном флаконе…

— Как это так?!

— Раньше продавщицей в сельмаге работала, на почте письма носила, потом в ларьке у Лузина Васьки торговала, и менеджером, и уборщицей была… Теперь на барже сидит, рыбу удит, ждет, когда клюнет, работа подходящая подвернется…

— На какой еще барже?!

— Мы биржу труда меж собой так зовем, — смеется Славка. — Ларек закрыли, хозяин Васька Лузин разорился — теперь супермаркеты пооткрывали, мать их за ногу, давят народ, — она без работы осталась…

В областной город поехала, может, там работу найдет в Евроленде или еще где пристроится… Только у нее с анлийским не шибко… Покупателя может по физиономи съездить, если приставать начнет…

«Ну, эта не конкурент! — подумала Алина, и желание загадала: „Моим будет, Славка, никому не отдам!“»

— Поцелуй меня, Славка! — просит Алина и к Славке грудью прижимается. — Поцелуй горячо, горячо, чтобы я опять на небо улетела…

Славка целует ее в уста сахарные, грудь белую, соски розовые.

— Крепче, еще крепче целуй, Славка! Чтобы я до самых звезд долетела, до планет огненных достала… Чтоб взлетела выше неба поднялась, выше звезд ясных…

А Славка что?!

Что бабы скажут, то он и делает: с бабами, вообще, лучше не спорить, делай, что велят, потом разберемся.

И лежат они в сарае Манином, как во дворце сказочном.

И раздвигаются стены сарая и поднимается крыша тесовая, и летят они ввысь на копне, как на крыльях, как на коне огненном скачут.

— Ну, все, поласкались, пора и честь знать, — говорит Слава. — Пора за дела приниматься… Ребята в гараже ждут давно…

— Еще давай ласкаться, Славка!.. — Алина просит.

— Ребята в гараже ждет, колодки проверить надо…

— Чем ты, Алина, в Москве занимаешься? — спрашивает Славка, рубаху застегивая. — Чем на кусок хлеба зарабатываешь?! Трудно теперь человеку на хлеб заработать…

— Да, салон косметический имею, — Алина гордо отвечает.

— Что еще за салон космический?! У нас в округе таких салонов нет…

— Эх, темнота, вот темнота дремучая! Не доросли до столичной жизни… Ничего и у вас скоро салоны появятся, жизнь вперед идет…

Не космический, а косметический… Омоложение, Славка, по полной программе гражданам всех стран и народов вторую молодость даю…

— Как это омоложение?!

— Приедешь в Москву — сам увидишь…

Алина со Славки слово взяла, что он к ней в Москву обязательно приедет и салон космический посетит, а иначе ни в какую уезжать не соглашалась.

— Как же я тебя в Москве найду? — Славка спрашивает. — Москва-то большая… Это тебе не Южа…

— Чего меня искать?! Приезжай прямо на Арбат, там Алину спросишь… Меня там всякий знает…

Славка вначале не поверил, думал — смеется над ним Алина, но все правдой оказалось.

Месяца через два прикатил он к Алине, с Любкой как раз поругались, Любка норов показала, с Вовой, контролером палехским, любовь закрутила.

«Эх, была не была!» — решил Славка и в Москву махнул.

Долго блуждал по белокаменной, из конца в конец ходил, осматривался, на народ дивился.

Наконец Арбат нашел, по Арбату Славка пошел, видит на одном доме вывеска висит: «Салон косметический».

Славка рот растяпил от изумления: «Ну, и дела!..»