Ван Гог

Моим друзьям-художникам посвящается

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Винсент Ван Гог - художник

Тео Ван Гог - его брат

Виллемина Ван Гог - его сестра

Отец

Мать

Христина

Терстех — торговец картинами

Мэтр Мауве — художник

Ученик Мауве

Ван Раппард

Доктор

Марго Бегеман

Валентина — ее сестра

Поль Гоген — художник

Натурщица 1

Натурщица 2

Художник 1

Художник 2

Художник 3

Критик

Молочница

Действие 1

Раннее утро. Гостиная в пасторском доме. Приметы наступающего Рождества, за столом сидит пастор Ван Гог, в руках у него газета.

Мать (подходит к столу). Я беспокоюсь за него, он то возбужден, то подавлен и мечется во все из стороны…

Отец (переворачивает страницу). Да, поиски его затянулись, он не гений, вот что можно сказать определенно.

(Молчит, углубляется в газету.)

После паузы: Налей, пожалуйста, мне еще кофе.

Мать (наливает кофе из высокого белого кофейника). Тебе намазать хлеб маслом? (Ставит кофейник)

Отец. Спасибо, ты очень добра ко мне.

Мать. Мне очень хорошо с тобой вдвоем ранним утром в тихом нашем доме, когда едва-едва светает, и окна постепенно становятся белей и белей, как будто кто-то освещает их с той стороны. (Садится рядом.)

Я помню всех наших детей, когда они просыпались и выходили из комнаты, и над столом появлялись их головки, с утра, как сейчас, в светлом полумраке.

Вот этим колокольчиком я будила их в детстве (показывает маленький медный колокольчик).

Я так счастлива, что сижу рядом с тобой. (прижимается к нему) Я люблю твой запах, запах твоей трубки.

Отец. Видишь ли, в жизни все сложнее и проще, чем представляется на первый взгляд. (Смотрит в окно, откладывает газету.) Он ведет себя как маленький мальчик, который увидел что-то перед собой и испугался. Он не догадывается, что все прошли через это, и смысл состоит в том, чтобы не испугаться, а жить.

Будем надеяться, что он привыкнет к жизни и тем обязанностям, которые налагает она на людей.

Мать. Я тоже молю Бога об этом.

Отец. И все же, скажу откровенно, последнее время он выводит меня из себя… О себе он говорит высокопарно: печален, но всегда радостен. Я хотел поговорить с ним, но он дал мне проповедь о страннике и сказал, чтобы я прочел ее. Вот эта проповедь. (Достает из кармана листок):

«В сумерках одинокий странник бредет по дороге в гору, на которой виден сияющий в лучах заходящего солнца прекрасный город. По дороге он встречает женщину и спрашивает у нее: „Все время ли дорога к городу идет в гору?“ „Да самого конца, — отвечает женщина.“ Странник отправляется далее со вздохом с надеждой достичь прекрасный город. В заключении сказано: вода дойдет до губ твоих, но выше не поднимется.» Я спросил его, кто же ты сам в этой жизни? Он ответил: «Я странник…» Впрочем, оставим этот разговор, ведь завтра Рождество… (Подходит к окну).

Бьют часы.

Действие 2

На сцене детская комната, две кровати друг против друга, окно в изголовье, приглушенный шепот.

Винсент. Я только что проснулся и лежал, боясь словами нарушить мир, что открылся мне. Иногда, перед тем как проснуться, удивительное просветление охватывает меня. Весь мир открывается взору, и я ясно вижу свой путь.

Тео. Я тоже проснулся и лежал с закрытыми глазами и слышал, как ударили часы в гостиной.

Винсент (приподнимаясь с кровати). Да, ударили часы, Тео, ударили часы и нужно действовать. Неужели ты не понимаешь, что в жизни есть что-то другое, а не только этот дом. Неужели и для нас этот круг, где все предопределено?!

И все же, есть смысл, есть великий смысл жизни, к которому следует идти, даже жертвуя собственным счастьем, послушай, что я вычитал: «Чтобы жить и трудиться для человечества, надо умереть для себя». И это глубоко верно… Нужно разбить этот круг, вырвать из него людей.

Тео. Жаль, что последнее время ты часто ссоришься с отцом.

Винсент. Я и не думаю ссориться с ним, но некоторые взгляды его мне претят. Когда я начинаю спорить с ним, он заявляет, что я его убиваю, а сам преспокойно читает газету.

Тео. Винсент, отец желает тебе добра.

Винсент. Возможно, но оставим это. Скажи мне: испытывал ли ты чувство, когда приходится думать о множестве вещей и многое делать, вдруг останавливаешься и спрашиваешь себя: «Где я? Что делаю? Куда иду?» — и ощущаешь легкое головокружение. Я был продавцом картин, потом из меня хотели сделать теолога, и я согласился сдавать экзамены. Но однажды я спросил себя: кому больше всего нужно доброе слово и участие? И сказал: самым бедным и обездоленным, тем, кто в поте лица добывает себе хлеб и никогда не ест досыта. Я решил поехать в дальний шахтерский поселок. Я надеялся дать этим людям веру, свет в жизни. Тогда я еще преклонялся перед отцом и считал его дело единственно правильным в жизни.

Но полтора года среди обездоленных развеяли мои иллюзий, это был холодный душ для меня. Им нужен хлеб насущный и помощь, а не проповедь о страннике. Как жаль, что я не знал медицины. Я испытывал чувство стыда, когда вспоминал, как читал им проповедь о путнике, идущем в гору. От невыносимого стыда я выбегал вон из бараков и брел, куда глаза глядят.

Можешь ли ты представить эти окрестности? Поздно вечером черные, как трубочисты, люди бредут по бесчисленным тропам, чтобы попасть в свои ветхие жилища и зажечь там огонь. «Кто эти люди, бредущие, согнув голову и видящие лишь тропу перед своими глазами?» — спрашивал я себя и вдруг понял, что это есть самое великое на Земле… Ты улыбаешься?

Тео. Нет, Винсент, я слушаю тебя.

Винсент. Все, что я сейчас говорю, кажется тебе высокопарным, но это не так. Эти люди и есть самое великое и вечное, что есть на Земле, только надо осветить их, вывести их тьмы, и это может сделать только художник.

Тео. Но ты же не умеешь рисовать, Винсент.

Винсент. Я обучусь этому ремеслу… «Упражнения углем Барга» — теперь моя настольная книга…

Из другой комнаты слышится звон колокольчика.

Мать. Винсент, Тео… Мальчики, вы уже встали?! Поздоровайтесь с отцом. У него сегодня много работы, а добрые слова детей дадут ему силы.

Рабочий отодвигает в сторону перегородку, скрывающую гостиную.

Тео подходит к отцу и протягивает сверток, перевязанный шнурком.

Тео. Это тебе подарок к Рождеству, папа, музыкальная шкатулка… (целует отца) Послушай, как красиво звучит…

Отец раскрывает шкатулку. Раздается музыка, похожая на звон колокольчика.

Отец. Спасибо, Тео. Ты всегда был заботливым, мой мальчик. Но сейчас я должен идти… У каждого свой труд на земле…

Винсент (в сторону). Какой это труд?

Отец (как будто не слушая). Да, у каждого свой труд…

Винсент. Говорить то, во что не веришь сам?!

Отец. Оставь свое раздражение. Ты не можешь достичь ничего определенного и поэтому противоречишь всем.

Винсент. Я достигну, и вы скоро увидите… И это будет нечто лучшее, чем теологическая кафедра, о которой ты мечтал всю жизнь и которую не достиг…

Отец. Твое право поступать, как считаешь нужным…

Винсент. Ты считаешь меня бездельником, бесплодной смоковницей. (Отходит к коридору, останавливается, говорит тихо, в раздумье.)

Да, бывают бездельники по лени или слабости характера, — если хочешь, считай меня таким. Но есть бездельники, — и тебе не понять их! — которые сгорают от желания трудиться, но ничего не делают, потому что лишены возможности делать что-либо, потому что заключены в клетку… Птица в клетке весной понимает, что происходит что-то, для чего она создана, она знает, что надо что-то сделать, но не может этого сделать. Потом она начинает вспоминать и говорит себе: «Другие вьют гнезда и зачинают птенцов. Я же нахожусь в клетке»… И она бьется головой о клетку, но прутья не поддаются, и птица сходит с ума от боли!

Отец (как бы отвечая на собственные мысли). Слишком высокопарно, чтобы быть верным…

Винсент. Ты смеешься и видишь в этом одни преувеличения…

Отец. Я вижу одно, — ты не уравновешен и мечешься из стороны в сторону, тогда как другие тащат свою ношу и не кричат об этом всему миру. (Пауза.)

Винсент. Тащат, чтобы упасть бездыханными и не кричат, потому что нет сил кричать? Потому что другие зажимают им рот, копаются в их душах.

Отец. Что ты имеешь в виду?

Винсент. Ты прекрасно знаешь… Но теперь все кончено… Ноги моей больше не будет в этом доме!

Мать. Винсент…

Отец. Остановись…

Винсент бросается к двери, на миг замирает, не оборачиваясь, уходит.

Действие 3

Сцена в полутьме, на дальнем плане очертания города, порт. Около стену дома стоит Христина.

Христина (напевает). Шел кавалер, попыхивая трубочкой, из каких дальних стран прилетел он к нам…

Винсент (идет, не замечая Христины, разговаривает сам с собой). Я поднимусь, вопреки всем я поднимусь и снова возьмусь за карандаш…

Христина (напевает что-то, затем спрашивает). Кавалер, разрешите прикурить?!

Винсент останавливается. Христина подходит к нему, вдруг обнимает, садится на тротуар, напевает тихо: «Шел кавалер, попыхивая трубочкой, из каких дальних стран примчался он к нам…»

Винсент (останавливается). Как вас зовут?

Христина (по-прежнему сидя на тротуаре). Христина… (Надевает кофту). Ветер такой промозглый…

Винсент. Вы дрожите?

Христина. Да, на улице ветер, промозглый ветер, он мчится издалека, и мачты кораблей не могут остановить его, он мчится сквозь них…

Винсент (наклоняясь над ней). Хотите пойти со мной?

Христина. Нет… (встает)

Христина (идет за Винсентом, поет). Шел кавалер, попыхивая трубочкой, из каких дальних стран прилетел он к нам, ветер какой его примчал…

Отодвигается перегородка справа. Открывается комната Ван Гога, мастерская, кровать. На стенах рисунки, надписи.

Христина (с удивлением смотрит на рисунки). Сколько здесь рисунков… Женщина тащит мешок с углем, бредущие в сумерках шахтеры…

Винсент. Я учусь рисовать. (Начинает работать).

Христина. Но почему ты рисуешь так мрачно? А это что за надписи? (читает вслух)"Странник я на Земле"."Чтобы жить и трудиться для человечества, надо умереть для себя". (Про себя.) Как это мрачно… (Ван Гог исправляет что-то на рисунке) Ну, развлеки же меня! (Неожиданно.) Слушай, у тебя есть веревка? (Винсент протягивает моток веревки) Давай протянем веревку посередине комнаты. В одной половине будешь работать ты, а в другой будет наша спальня… Вот так… (Напевая, натягивает веревку с угла на угол, берет простыню с кровати, вешает на веревку.) Шел кавалер, попыхивая трубочкой, из каких дальних стран прилетел он к нам… (Делает движение руками словно хочет взлететь)

Винсент (в сторону) Тебе нравится?

Христина. Я попала в мир, о котором мечтала с детства. Теперь у меня есть свой дом, свой дом… Наконец-то, у меня есть свой дом…

Винсент. Мне нужно закончить работу. Во что бы то ни стало закончить работу…

Христина. Знаешь, если мы решили жить вместе, я должна открыть тебе одну вещь…

Винсент. Я должен изобразить человека в труде…

Христина. У меня есть ребенок, маленький мальчик. Я хотела, чтобы он жил с нами.

Винсент (подходит к ней) Как это замечательно… Трогательно и замечательно… Мы будем жить вместе, словно Святое Семейство! (Роется в углу, подходит к Христине) Мы повесим над колыбелью младенца вот эту литографию! (Подходит к Христине, показывает литографию) Взгляни, как художник изобразил Святое Семейство. Кажется в лучах солнца видна каждая пылинка…

Христина. От этой картины у меня щемит сердце.

Винсент. Христина, можно я буду рисовать твоего мальчика и тебя вместе с ним?!

Христина Конечно! (Уходит за простыню, расставляет вещи, напевает) Шел кавалер, попыхивая трубочкой… Ты не придешь ко мне?

Винсент. Нет. Мне очень бы хотелось бы придти к тебе, но нужно сжать зубы и работать… Я должен уподобиться крестьянину, который пашет поле и, несмотря ни на что, делает шаг еще и еще…

Начать следует с плеч.

Христина. Бр… я замерзла. У тебя ужасно холодно…

Винсент (оборачиваясь). Возьми чайник, там осталась горячая вода, и согрей себя. (Про себя). (Работет) Вот так работает крестьянин…

Христина с чайником уходит за простыню.

Раздается стук в дверь, голос молочницы: Молоко, молоко! Свежее молоко! (Винсент открывает дверь, входит молочница.)

Винсент (роется в карманах, достает мелочь). Вот возьмите…

Молочница (смотрит на него) Как вы отощали, молодой человек… На вас лица нет… Щеки ввалились, глаза горят, вы похожи на каторжника. Дайте-ка, я вам еще налью, вот попейте…

Уходит. Снова возгласы за дверью: Молоко, молоко, свежее молоко!

Винсент. Христина, я принес тебе молока.

Христина пьет молоко.

Винсент. Как ты спала?

Христина. Чудесно… Попробуй, милый. Я видела, как ты работал… Мне так хотелось тебя обнять… (обнимает Винсента)

Стук в дверь: «Здесь проживает г-н Ван Гог?»

Голоса: Здесь, здесь… Только не шумите, куда вас принесло в такую рань?

Человек толкает дверь (реплика): Гм… открыто… (Появляется Терстех).

Винсент. Терстех?!

Терстех. Рад тебя видеть!

Христина проходит мимо Терстеха, прячется за простыню, Терстех успевает разглядеть ее.

Терстех. Что это за женщина?

Винсент. Это моя жена.

Терстех. Ты с ума сошел?! Разве ты не видишь, что она беременная?

Винсент. Терстех, еще слово и я оборву наш разговор… Эту женщину я встретил ночью. Она была одинока как перст. Я привел ее к себе и теперь мы живем вместе. У нее есть маленький ребенок, он будет и моим ребенком.

Терстех (осматривается). У тебя, я вижу, новая страсть? Ты рисуешь.

Винсент. Да, я открыл нечто для чего стоит жить.

Терстех (скептически) Хорошая идея, мой друг…

Винсент. Мэтр Муаве согласился давать мне уроки.

Терстех. Муаве… его парусники на море неплохо продаются в моем магазине… Мой друг, все это вовсе не так ново, как ты полагаешь… А кто заказчик на этих твоих мусорщиков? Неужто они сами будут платить?!

Винсент. На этих людях держится мир. Возможно, когда-нибудь художники покажут их миру и мир увидит чистые бескорыстные сердца…

Терстех. Ты мечтатель и не изменился с тех пор, как я знаю тебя… А у меня к тебе предложение…

Из-за ширмы появляется Христина.

Христина (протягивает руку). Меня зовут Христина. Винсент обещал жениться на мне. Он сказал, что мы будем жить как Святое Семейство…

Терстех. Это мило… очень мило…

Появляется мэтр Мауве и ученик.

Мауве. Какое общество… Сам господин Терстех и с ним прелестное существо.

Ученик. Мое почтение, господин Терстех.

Мауве. (Подходит к Ван Гогу, просматривает рисунки). Вы делаете бесспорные успехи, мой друг… Однако не пытайтесь перепрыгнуть через важные ступени… помните о каноне… Искусство весьма трудное ремесло, вам нужно больше работать с гипсами. Зайдите ко мне через пару недель, я дам вам несколько великолепных голов.

Мауве подходит к Терстеху.

Мауве. А вот свежий анекдот…

Незамеченным появляется пастор Ван Гог. Он смотрит на собравшихся, делает несколько неуверенных шагов, останавливается, уходит.

Мауве (Христине). Какие у вас прекрасные волосы — настоящее золотое руно. Мне как раз нужно для пастушки на заднем плане. (Ученику) Возьмите ее на заметку, мой друг…

Молодой художник (тоном знатока). Чересчур крупные руки, вряд ли сгодится… (В сторону) Пастушка — потаскушка!

Мауве. Делайте что вам говорят и не задавайте лишних вопросов…

Христина (с достоинством). Господин Терстех сделал Винсенту выгодное предложение.

Терстех. Да, я думал предложить место продавца в моем магазине.

Мауве. В таком случае ему не придется переучиваться.

Художники. Ха-ха-ха!

Винсент (сама с собой). Только бы они не сбили меня с пути, не засыпали песком. Эти многоголосые лица…

Мауве (Ван Гогу). Подумайте, крепко подумайте… А вот еще один анекдот про пастора душ заблудших…

На сцене остаются Ван Гог, Христина и Терстех.

Винсент. Стин, если ты не слишком устала, попозируй мне…

Христина (садится на стул) Вот так?!

Винсент (работая, разговаривает сам с собой). Видишь ли, Стин, сейчас, когда схлынул поток, можно более пристально присмотреться к вещам. Я вспомнил, что ты говорила мне о своем ребенке. Я отобрал несколько гравюр, которые мы повесим над детской кроваткой… Сядь, пожалуйста, вот так.

Христина. (вскакивает и рыдает). Детская кроватка, литографии, поэзия рождественской ночи, — жалкие подачки. Я знаю, что до меня тебе нет дела, ты занят только собой. Ах, как я все это ненавижу! (обхватывает лицо руками) Я задыхаюсь в этой тюрьме! (Выбегает на улицу).

Терстех (развалившись на стуле, философствует). Видите ли, Ван Гог, я часто размышлял об искусстве, почему вы им вдруг увлеклись. Вот все кричат: искусство, искусство… Но так ли это важно? Не есть ли это прием для одурачивания простаков?! Да, и вообще, что такое искусство?! Мэтр Мауве прекрасно рисует море, корабли, мачты, он может, как никто, изобразить вечернее золотистое сияние или то ажурное переплетение снастей на корабле, что так восхищает нас… Здесь есть нечто неуловимое, чему подражать почти невозможно. Я плачу за них рыночную цену… А возьмите, дымку, тот золотоносный плащ, который набрасывают итальянцы на лик человека, когда кажется, что лицо соткано из солнечных лучей… Ведь вы никогда не будете Рафаэлем, вот в чем дело… Разве вам доступна игра света и тени, неуловимые переходы?!

Винсент (в сторону). Нет никакой тени…

Терстех (прислушивается). Что вы сказали?!

Винсент (в сторону). Ее нет, ее выдумали.

Терстех (не слушает, продолжает свои мысли). Тогда на что же вы претендуете? Видите ли, человечество даже не выработало принципов, что следует делать, а что нельзя делать никогда. (Пауза.) Чем мы отличаемся от вас? Только одним — у нас есть дело, признанное обществом. Да, в великом механизме, который представляет собой человеческое общество, мы имеем свое дело. Здесь равно важен пастор и продавец картин. (Встает)

Извините, я вас люблю, мой друг, и говорю так откровенно. Рисуйте с гипсов, как вам советует метр, и умерьте свое честолюбие.

Винсент. Даже, если б у меня было время, Терстех, я не потратил бы и минуты на разговоры с тобой.

Терстех. Думаю, мои слова запали вам в душу.

Винсент (про себя). Я лучше б служил лакеем, чем слушал тебя.

Появляется Христина.

Христина. Сегодня было столько мужчин, у меня закружилась голова…

А, что если я вернусь к своим прежним занятиям?

Терстех. Было бы весьма разумно… Рассчитывайте на меня…

Христина смеется. Терстех жмет ей руку, уходит.

Винсент. (Ходит по комнате, останавливается перед гипсами).

Безжизненные головы, которые я пытался рисовать. Прочь незрячие глаза, бездушные лики! (Разбивает головы, останавливается. Пауза.)

Я не могу работать теперь, какие-то тени бродят вокруг меня, липкий пот стекает по спине…

Христина в оцепенении смотрит на Ван Гога. Появляется Мауве.

Мауве. А вы, оказывается, вероломны, мой друг… Вероломны… Вы искали моего покровительства, я вызвался опекать вас и вот награда за мои усилия. Больше мы с вами не увидимся. (Поворачивается, собирается уйти.)

Винсент. Постойте, Мауве, послушайте, я все вам объясню! Я не могу рисовать эти безжизненные лица.

Мауве. А что бы вы хотели? Рисовать лики народа?!

Голоса: Лики народа?! Он хочет рисовать лица народа, ха-ха-ха-ха!!!

Мауве. Вы дилетант, мой друг, просто дилетант…

Винсент. Эти головы мертвы, им неведомы людские страдания.

Мауве. Дилетант, и будете им всю жизнь… Прощайте…

Винсент. Я не могу это рисовать.

Мауве (уходя). Вы дилетант и никогда не поймете настоящего искусства…

Винсент теряет сознание, падает.

Христина (бросается к нему). Винсент, что с тобой?! (Прижимает его к себе.) Я сделала тебе больно… Прости меня, милый…

Рабочий закрывает сцену перегородкой.

Действие 4

Больничная палата, кровать, на кровати сидит Ван Гог. Появляется доктор, внимательно осматривает Винсента.

Доктор. Посмотрите сюда, а теперь вот сюда. Что вы видите?

Винсент. Ничего…

Доктор. А теперь вот сюда…

Винсент. Пятно… Темное пятно…

Доктор. Вы, верно, мастеровой, и имели всю жизнь дело с железом?

Винсент. Нет, я художник и имею дело с углем и красками.

Доктор (голос сверху). А я вначале подумал, что вы чернорабочий, столь истощенный у вас вид. Чем вы питаетесь?

Винсент. Хлеб и немного молока.

Доктор. Прикройте один глаз и посмотрите вбок. (Между дела) У вас, к тому же, нехорошая болезнь. Вы верно близки с женщиной легкого поведения? Что у вас перед глазами?

Винсент. Темное пятно.

Доктор. Должен вас предупредит, еще год такой жизни и вы превратитесь в старика.

Доктор уходит. Пауза. Входит Тео.

Тео. Винсент, тебе надо оставить эту женщину…

Винсент. Я не могу этого сделать, брат, я встретил ее, когда до нее никому не было дела. Она была одинока как перст…

Тео. Винсент, она висит на тебе словно ядро на ноге каторжника…

Входит Христина, неряшливо одетая. Садится на пол возле кровати.

Христина. Я долго думала, Винсент, о нас с тобой… Долго думала и советовалась с матерью. Она сказала, что мне лучше вернуться к ней… Ты никогда не женишься на мне (Смеется с надрывом) Мэтр Мауве хочет взять меня в натурщицы, а г-н Терстех будет мне покровительствовать.

Но дело не в этом, Винсент, дело вовсе не в этом…(расправляет пальцами простыню). Я не выдержу, Винсент, потому что ты меня не любишь.

Винсент (тихо). Стин…

Христина (смотрит перед собой). Да, не любишь. Если бы ты любил меня, Винсент! Я могла бы стать твоей самой преданной помощницей, но ты не любишь меня… Ты не любишь меня… А мне нужно хоть немного тепла… немного тепла…

(Закрывает лицо руками.)

Винсент. Стин… (Гладит ее руку)

Христина. Птица в клетке… Помнишь, ты говорил о птице в клетке… Чтобы любить человека, надо хоть что-то сделать для него. Даже в старую лампу наливают немного масла, чтобы она светила и согревала кого-то. Можешь ли ты представить промозглый вечер, когда стоишь под газовым фонарем, и сама превращаешься в свет и скользишь по лицам людей… Я ненавидела когда-то свою мать, но, стоя одна, я простила ее и поцеловала мысленно… Здесь недалеко открылось новое кафе, удивительно веселое место с блуждающими буквами, там будет много людей, каждый день замечательные новые лица, и мне не будет скучно. Там все будет лучше, Винсент, и твой отец не захочет признавать тебя невменяемым только потому, что ты сошелся со мной…

Винсент (По-прежнему сидит на кровати). Стин, я должен уехать отсюда. Хочешь, поехать со мной?

Христина. Нет, Винсент, нет…

Винсент. Мы поедем вместе в Эттен и возьмем твоего мальчика.

Христина. Нет, Винсент, нет! (Прижимает щепотку пальцев к губам, делает воздушный поцелуй. Прежде чем встать, берет музыкальную шкатулку. Ставит ее на стул. Раздается музыка.) Прощай,

Винсент… (Христина уходит).

Винсент хочет броситься ей вслед, но вдруг останавливается.

Появляется Рабочий сцены. Расставляет перегородки и разделяет сцену на две части: в левой части —

Тео, в правой — Винсент.

Винсент (стоит спиной к зрителям). Вот я и один (смотрит в одну точку. Поворачивается лицом к зрителям.) здесь суровая и печальная… плоская нескончаемая равнина, нежно-лиловое небо. Издалека лошади и люди кажутся здесь маленькими, как блохи. Даже крупные сами по себе предметы не привлекают внимания и кажется, что в мире существуют только земля и небо…

На первый план выходит левая, ярко-освещенная комната Тео Ван Гога. На дальнем плане — очертания Парижа.

Тео. В постоянных незаметных делах мелькают дни, связанные друг с другом невидимой нитью. Я кое-что достиг в свои 25 лет.

Счастье ли то, что человек никогда не задумывается о мгновеньях, а стремится вперед и вперед, как бабочка от цветка к цветку? В самой жизни при этом устанавливается удивительное равновесие…

Терстех сравнивает жизнь с постоянно меняющимися картинками, единственное желание охватывает тебя — видеть следующий день, а за ним еще и еще…

Входит Терстех.

Валадон. Вы приобрели картины, о которых мы условились? Опередили конкурентов?!

Тео. Да, и уже выставили. Я бы хотел также приобрести несколько работ импрессионистов.

Валадон. Слишком они молоды, у них трудно отличить настоящую работу от подделки.

Тео. И все же, в счет будущего, я бы взял 2−3 работы на будущее.

Валадон. Вкусы не устоялись, приятель. Сегодня все кричат, что талантливо, а завтра забывают.

Тео. Возможно следует рискнуть?

Валадон. Вы это можете сделать за свой счет, а заодно и приобрести картины своего брата. (Уходит)

В комнате появляются мать и сестра.

Мать. Тео, ты стал таким взрослым, дай мне взглянуть на тебя!

Тео. Здравствуй, мама! Здравствуй Веллемина! (Целует ее, потом сестру) Как вы доехали?

Виллемина (восторженно). Мы ехали на поезде, паровоз мчался вперед и вперед, разбрасывая за собой клубы дыма. Дым походил на бороду. Вначале он был мрачный, но потом все больше и больше рассеивался, отставал от нас, цепляясь за деревья и кусты, клочки его оседали на жнивье и исчезал совсем.

Тео (рассеянно). Да… дым… дым…

Виллемина. В каком прекрасном городе ты живешь, Тео! Люди здесь радуются каждому дню…

Мать. Если бы мне сказали, что мой сын будет жить в Париже, я бы никогда этому не поверила!

Сестра бегает по комнате.

Тео (внезапно задумавшись, как бы оглядывая все со стороны, подходит к перегородке)… Я понимаю отчаяние, которое охватывает Винсента. Я повторяю путь всех людей. Но кто такой я? Человек, которого никогда больше не будет на свете. Не было раньше и не будет никогда. Я чем-то занимался, и вдруг приехали мать и сестра, и я вижу их улыбки, слышу их голоса… Как это удивительно! Я

хочу вскрикнуть и не могу. Кто-то прикладывает руку к моему рту. Кто это? (Неожиданно к Виллемине) Какое красивое у тебя платье, Виллемина! Примерь вот это украшение, оно подойдет тебе. (Прикалывает золотисто-изумрудную бабочку ей на платье. Продолжает свои мысли)

Виллемина. Да, я бабочка, я бабочка! (порхает)

Тео. Я знаю того человека, кто не дает мне вскрикнуть. Это я сам!

Действие 5

Вечер, дом пастора, Винсент входит в гостиную с грудой картин. Отец стоит спиной к окну, поворачивается. Смотрит на Винсента.

Винсент (глухо). Только не думай, что я явился, как блудный сын.

Отец. Я так не думаю.

Винсент. Вот и не думай. (Сваливает в угол картины. Показывает на них) Видишь, я все же достиг кое-чего.

Отец. Я всегда желал тебе только добра.

Винсент. Ты всегда хотел всем только добра, правда, из этого мало, что выходило.

Отец. Может быть, ты ждешь, что я встану перед тобой на колени?

Винсент. Это теперь и не к чему. Время прошло, время прошло…

Отец. В нашем доме тебе всегда есть место. (Уходит)

Винсент остается один. Ходит по гостиной, переставляет предметы, комната превращается в мастерскую. Посередине большой ткацкий станок, рядом мольберт.

Винсент (подходит к станку, разговаривает сам с собой). Есть что-то симоволическое в ткаче, сидящем за станком, как в клетке. С утра он приходит и садится за работу. Он пытается обмануть жизнь, выгадать время. Но схватившее его существо непреклоннее и хитрее, сотни рук людей, давно ушедших, отпечатались на нем, но ему хоть бы что. Он по-прежнему готов к борьбе. Я хочу выразить состояние сдавленного до предела человека, который из своих жил ткет полотно жизни.

Входит Терстех, пересекает, как бы не глядя, комнату.

Трестех (внезапно останавливаясь) Тебе привет от Христины… Ты так внезапно ускользнули, что оставили рисунки. Я возвращаю их … (Передает рисунки. Смотрит на холст) А это что? (Показывает на станок). Опять клетка? Впрочем, не буду мешать, мы еще увидемся. (Исчезает).

Входит сестра.

Виллемина. Винсент, мы собрались ужинать и ждем тебя.

Винсент. Ты не видела черного жука, что только что пролетел здесь?

Виллемина. Черного жука? Тебе верно померещилось.

Винсент. Нет, он только что был здесь и улетел вон в ту дверь.

Виллемина подходит к картине.

Виллемина. Можно посмотреть? (После раздумий) Винсент, мне жаль этого человека, он будто засунут кем-то в этот станок. (Пауза. Протягивает руку) Пойдем ужинать.

Выходит рабочий сцены. Мастерская превращается в гостиную.

На станок набрасывается простыня. Появляются отец, мать и незнакомая женщина. Это Марго Бегеман.

Отец. Винсент, познакомься, пожалуйста, это наша соседка, подруга Виллемины, Марго Бегеман.

Винсент (рассеянно). Да, очень приятно.

Мать (показывает гостье некоторые вещи). А вот эту музыкальную шкатулку Тео подарил отцу на рождество 3 года назад. Послушайте, какая чудесная мелодия. (Открывает крышку. Раздается знакомая мелодия, та же что была во втором действии. Тотчас смолкает).

Виллемина. А это бабочка, которую мне подарил Тео в Париже.

Правда, я сама похожа на бабочку?

Марго. Да, Виллемина, ты кружишься словно легкокрылая бабочка…

Виллемина. Кружусь, кружусь! (Кружась, покидает сцену).

Марго (Винсенту). Вы художник?

Винсент. В некотором роде.

Марго. Быть художником так трудно, я бы никогда не могла им стать. (Задумчиво) Иногда испытываешь страх даже перед словами, которые отличаются от обычных слов. Мне кажется люди боятся сказать, что думают, и уходят безмолвными из этого мира.

Все садятся за стол справа на сцене. Марго с Винсентом стоят почти в центре.

Отец (читает газету). Устроена выставка в Салоне: «Типы женской красоты»… На открытии г-н Терстех выступил с речью, в которой призвал художников использовать светлую рубенсовскую палитру и избегать мрачных битюмных тонов. (Откладывает газету в сторону) Винсент, что он хотел этим сказать?

Винсент. Это шорохи, которые не имеют отношения к жизни. Как всегда г-н Терстех воображает себя машинистом мчащегося паровоза.

Отец. Да, жизнь меняется, по-иному стало двигаться время.

Мать. Марго, попробуйте, пожалуйста, рулет с орехами.

Марго. Спасибо, очень вкусно. Рассыпчатое тесто.

Виллемина. А я уже выпила чаю и убегаю! Спасибо папа, спасибо, мама (целует их).

Отец. Что ж, всего доброго, молодые люди. Я пойду отдохну немного. Вечером я хотел покрасить дверь в синий цвет.

Мать. Отдохни, ты выглядишь утомленным последнее время. (Встает из-за стола).

Отец. Усталость пройдет… Ну-ну пойдем, пусть молодые люди поговорят без стеснения. (Уходят)

Ван Гог и Марго остаются одни.

Винсент. Расскажите о себе…

Марго (ходит по сцене). Я живу одиноко, лишь старшая сестра навещает меня. У меня нет особенных дел, впрочем, иногда мы ходим с вашей сестрой к больным и обездоленным. Вы часто бываете в крестьянских домах, не знаете кому из них требуется помощь?

Винсент (задумчиво). Это не те люди, которым нужна чья-то помощь. Они сами смогут за себя постоять.

Марго. Но ведь есть же несчастные и обездоленные…

Винсент (резко). Вы можете чем-то помочь человеку, но потом он будет презирать и ненавидеть вас.

Марго. Но ведь надо же что-то делать, чтобы как-то помочь им…

Винсент. Пользу приносит Терстех, который хватает слабых и тащит к себе в нору.

Марго. Вы говорите как человек, который много страдал.

Винсент. Откуда вы взяли? Просто не надо лезть к человеку в душу. Я сказал резко, потому что сам думал об этом не раз.

Марго. Да, я знаю.

Винсент. Откуда?

Марго. Мне рассказывала Виллемина, что вы были проповедником среди шахтеров, что вы не хотели жить лучше, чем они, и раздавали свою одежду. Когда я представляла себе это, слезы стекали из моих

глазах… Иногда весь мир кажется мне безлюдным пространством, в котором нельзя жить, а временами он сливается с сердцем. Я помогаю бедным, хотя мне иногда стыдно своих поступков. Но я не знаю, что еще можно сделать…

Винсент. Хотите, я покажу вам свои картины?

Гостиная превращается в мастерскую. Марго зачарованно смотрит. Ван Гог открывает картины.

Марго (ходит по мастерской, говорит удивленно).Какие странные вещи: прялка, бусы, засушенные цветы, пучки соломы, старые крестьянские башмаки… (Смотрит на картины). Водяная мельница на канале… Правда, она своими крыльями словно тащит тину со дна? (Подходит к станку). Но вот на этого ткача я не могу смотреть без слез… Мне кажется кто-то выглядывает из этого станка.

Винсент. С ткачом покончено… Мне казалось, он затащил меня в станок, а сам ткал, ткал и бесстрастно смотрел на меня, словно говорил, что так тому и быть, и тебе вечно сидеть там, коль ты задумал изобразить меня. Да, с ткачем покончено! Теперь я разобью станок и буду писать крестьян. Вы знаете семью де Гроотов?

Марго. Я пила у них молоко, когда возвращалась из дальней деревни.

Винсент. Крестьяне особый мир, куда не каждому есть доступ. Я хочу изобразить их за едой, в своей хижине, после трудового дня. За столом пять человек: крепкая старуха, вы ее, должно быть, помните, стоя, разливает всем кофе. Мужчина в узловатых руках держит на весу чашку, остальные трое молча едят картофель. Лица плоские, с узким лбом и толстыми губами. Керосиновая лампа едва освещает их… Трепещущий огонь лампы в глазах молодого мужчины как бы его затаенная мысль.

Марго (робко). Извините, но мне нужно идти. Сестра не

любит, когда я задерживаюсь где-то. Можно мне приходить к вам?

Винсент (рассеянно). Да, конечно. Я буду очень рад.

Марго на мгновенье задерживается, уходит.

Винсент (про себя). У крестьян глубокие корни… Лица и руки их подобны коре старого дерева…

Марго уходит. Входит мать. Смотрит на Винсента.

Винсент. Ну, как дела?

Мать. Ничего, немного полежала, потом принялась за работу.

Винсент. Что отец?

Мать. Готовился к проповеди, потом, ни с того ни с сего, стал красить дверь в синий цвет. Дверь на крыльце.

Винсент (переспрашивает). В синий цвет?

Мать. Да, в синий. Он сказал, что будет красиво. Тебе нравится Марго Бегеман?

Винсент. Трудно сказать, что она за человек. По-моему, слишком восторженна.

Мать. Старшая сестра ее, чуть ли не монахиня, имеет над ней большую власть. Она не позволяет ей надолго отлучаться из дому и лишь разрешает ходить к больным и помогать им.

Винсент. Я был с ней, верно, резок.

Раздается звук колокольчика. Появляется Тео. В руках у него колокольчик, он позванивает им.

Мать. Тео?! Ведь ты же писал, что тебя задерживают дела!

Тео. Я отбросил все и приехал.

Мать. Как ты пахнешь духами… А это что? (показывает на колокольчик)

Тео. Мама, помнишь, в детстве ты будила нас маленьким колокольчиком.

Мать (берет колокольчик) Он самый…

Тео. Я сохранил его. Я уже виделся с отцом, мы посидели с ним на крыльце…

Винсент (отводит Тео в сторону). Тео, тебе удалось продать что-то из моих работ?

Тео. Я показывал их Валадону, он говорит, что следует подождать.

Винсент. Почему?

Тео. Пока трудно надеяться, что найдется любитель на них. Людей надо подготовить, иначе они не сделают решительного шага.

Винсент. Ты хочешь их убедить, что мои картины чего-то стоят?

Тео. Да, они стоят, это настоящая вещь, но я прошу тебя, подожди.

Винсент. Тео, кусок хлеба, заработанный своими руками, даст мне успокоение.

Тео. Подожди. Когда ты выразишь себя более ясно, мы найдем что-то и в твоих новых работах.

Мать. Пошли к отцу…

Тео и мать уходят.

Винсент (подходит к картине, разговаривает сам с собой). И вот, самое главное, этот молодой человек на картине… В его голове шевелится какая-то мысль… Кажется он далеко от этого мира, еще миг и он разорвет круг, в котором живет. Я встретил этого крестьянина на закате солнца, он смотрел мимо меня… Я окликнул его, он остановился и я сделал быстро несколько набросков… Картину следует поместить в темно-золотую раму и повесить на стену цвета зрелой пшеницы. (Останавливается, минуту стоит, задумавшись)

В комнате появляется Ван Раппард.

Ван Раппард. Я посмотрел литографию вашей картины.

Винсент (очнувшись). Как вы ее нашли? Я жду вашего ответа.

Ван Раппард. Картина не удалась вам, Ван Гог, это неудача.

Винсент. Вы видели лишь эскизы.

Ван Раппард. Подобную работу нельзя принимать всерьез. Извините, я должен сказать вам это. К счастью, вы способны работать гораздо лучше. У человека справа нет ни колен, ни живота, ни грудной клетки! А что делает здесь эта кокетливая рука?!

Винсент. Ван Раппард, это всего лишь наброски, идея в другом… Я хотел показать человека…

Показать человека?!

Ван Раппард не слушая, уходит. В мастерскую входят двое художников.

Художник 1. Взгляни-ка, что это такое?

Художник 2. Едоки.

Художник 1. Едоки чего?!

Художник 2. Картофеля…

Художник 1. Впрочем, руки у той вон старухи неплохо привязаны

к плечам.

Художник 1. Взгляните, какие густые непрозрачные тени. Прозрачная тень — это альфа искусства.

Художник 2. Да, что ты уставился?! Это мог написать только Ван Гог.

Художник 1. Знавал я некогда молодого человека по имени Ван Гог, слышал его перлы, у него была страсть к поучениям! Помню, он как-то выразился высокопарно: «Человечество — это хлеб, который должен быть сжат».

Художник 2. Не говорите так страшно.

Художник 1. Человек, для которого не нашлось парусников, и окороков, фазанов и уток, непременно найдет свистульку, в которую попытается свиснуть: «А вот и я!»

Художник 2. Все это бред, пошли лучше к Христине и развеемся (Художники уходят)

Стук в дверь, вбегает Марго.

Марго. Винсент, ночью была страшная буря, я не могла уснуть и пришла к вам, вы не прогоните меня?

Винсент. Возьмите пальто, согрейтесь.

Марго. Я почувствовала себя совсем одинокой. Ночью я взглянула в окно и увидела бесконечную поверхность неба. Облака мчались по небу, и в разрывах между ними сияли звезды. Скажите, Винсент, вам человек нужен, который всегда будет с вами и в самую трудную минуту протянет вам руку. Если так, протяните мне руку!

Винсент. Марго, я почти не знаю вас.

Марго. Я понимаю, вам странно смотреть на меня. Я старше вас и некрасива. Вы считаете, наверное, меня излишне впечатлительной, и думаете, пройдет ночь, и мой порыв пройдет, но это не так. Поверьте, то что я говорю, я не говорила никому на свете, и больше ни один человек не услышит от меня это. Я вчера рассказывала вам про свою жизнь, вы посмеялись над моим увлечением, так вы назвали мою помощь бедным, но это не увлечение, это не увлечение… Я вам сказала, что люди молчаливы, что они идут своей дорогой, не проронив ни слова. Это я вам говорила про себя.

Винсент (отходит от нее). Если бы мы встретились с вами раньше.

Марго. Винсент, дайте мне свою руку…

Дверь распахивается, в комнату врывается, Валентина, сестра Марго.

Валентина (вскрикивая). Вот она где, я так и знала! Я следила за тобой несколько дней, чувствуя что-то неладное.

Входит пастор.

Валентина. Ага, пастор, вот что вы происходит в вашем доме! Вы устроили здесь настоящий вертеп… Мало того, что сын ваш бродит по окрестностям и пугает людей, он совращает невинных девушек. (Хватает Марго за руку) Прочь, Марго, прочь отсюда!

Марго (отдергивает руку). Я не пойду с тобой, это мой дом… Вы звери, лисицы с окровавленными зубами, я не пойду с вами! Птицы небесные вьют гнезда, звери лесные прячутся в нору, — я не пойду никуда, это мой дом, здесь живет человек, с которым я буду жить всегда.

Валентина. Она сошла с ума…

Отец. Успокойтесь, очистите душу свою, смягчите сердца…

Валентина хватает Марго за руку, тащит за собой.

Валентина. Прочь отсюда…

Марго (внезапно тихо). Отпусти меня… Я пойду сама. (Опустив голову уходит, вслед за ней пастор и Валентина).

Винсент. Она ушла, и я ничем не мог помочь ей. Я стал бесчувственен ко всему, кроме красок. Я знаю, что время работы кончается, и все миры, до того молчаливо взиравшие на меня, поглотят меня.

Входит Тео.

Тео. Винсент, умер отец.

Немая сцена: Появляются мать, Виллемина, Винсент стоит, ссутулившись, вжав голову в плечи.

Гаснет свет.

Действие 6

Парижская квартира Тео Ван Гога. Она же магазин по продаже картин. К стене прислонены картины Ван Гога. Сумерки. Время от времени слышно хлопанье петард, взлетающих в небо. Вечернее небо освещается огнями фейерверка.

Винсент (сам с собой). Бывают минуты, когда искусство не кажется мне чем-то святым и возвышенным. Что может художник, когда надламывается время? Странный город, куда слетаются все, словно бабочки на огонь. Время здесь похоже на колокольчики, помещенные в разные руки… Искусство им нужно также как вчерашняя газета или украшение своего склепа…

Звонит дверной колокольчик, открывается дверь. Входит загорелый, энергичный человек в шапочке моряка. Это Гоген.

Гоген. Здесь проживает продавец картин Ван Гог Тео?

Винсент. Да, его нет сейчас дома.

Гоген. А вы, по-видимому, его брат? (Осматривает Ван Гога) Он много говорил о вас и показывал кое-какие ваши работы. Недурно. Но, как я понимаю, это старые вещи, чем вы занимаетесь теперь?

Винсент. Учусь цвету.

Гоген. Не могли бы показать кое-что?

Винсент. Здесь есть некоторые работы, но все это еще только подступ к настоящей работе… Пока ничего лучше вот этого я не мог создать

Показывает «Едоков картофеля», разворачивает картину, прислоненную к стене.

Гоген. Едоки картофеля… Ого! Картофелина такая, что можно запустить в лоб! Где вы только нашли таких людей? Плоские лбы, ввалившиеся щеки, горящие глаза. Эта старуха возвышается над ними, как каменная баба. Во взгляде ее что-то звериное. Эта порода мне знакома. Взгляните, как они смотрят исподлобья, — от такого взгляда у буржуа мурашки побегут по коже. Еще миг и они размозжат ему голову. При случае они не пощадят и нас, если мы не сунем им железную палку в пасть. Да это сильно. Сильно сделано, мой друг. А что нового?

Винсент. Да вот, опыты с цветом. (Показывает небольшие натюрморты и пейзажи) Я думаю, что цвет сам по себе многое значит, он может передавать чувства.

Гоген. Что ж, неплохо, неплохо, хотя смахивает на всяких там Дега и Писарро с их мазками-точками. Они решили, что так наилучшим образом изобразят мир. Боюсь, правда, здесь чисто внешние эффекты. Возможно идея вначале была не дурна, но потом начала вырождаться. Так всегда бывает, когда нет сильного человека. (Смотрит картины) Так, а это что такое? Увеселительное заведение…

Ван Гог. Мулен- Руж.

Гоген. Когда вы рисуете Париж, у вас почти не видно людей, а ведь это людные места. Сюда собираются караваны мошек, вообразивших что смерти нет… Хотя нет, вот здесь сбоку все время возникает какая-то мешковатая фигура: то возле фонарного столба, то идущая куда-то мимо цветных заборов. Не вы ли это сами? Я так и думал. Либо вы, либо ваш двойник. Ну, да ладно, дело деликатное… (Разворачивается) Что нового в Салоне? По-прежнему царствует Кабанель и Жером?! Эти молодцы умеют ловко устроились, обстряпывать свои дела, тогда как талантливые художники нищенствуют.

Винсент. Да, они преуспевают…

Гоген. Мы должны объединиться перед лицом зажравшихся буржуа!

Ван Гог. Художник отвержен, ему остается или рисовать их флаги, или идти прочь, вжав голову в плечи.

Гоген. Не так мрачно. Не так мрачно, мой друг! Они только и ждут, чтобы мы оставили их в покое… Но мы не оставим! Поль Гоген, — бывший моряк, а теперь художник, к вашим услугам. (Протягивает руку) Вы бываете в студии Кромона? Я иногда заглядываю туда. Вот там и увидимся. (Уходит)

Ван Гог. Странный человек, как будто пришедший откуда-то издалека. Этот город для него порт, в который он заглянул на минуту, чтобы уйти дальше. Но в нем есть какая-то сила.

На сцене полутьма. Вдруг яркий свет.

Помещение превращается в художественную студию Кромона. Работа над антиками и обнаженной натурой. На переднем плане две натурщицы с утомленными лицами, по бокам статуи Афины и Венеры.

Художники в разнообразных позах, с разнообразными выражениями в лицах. Кто-то рисует, кто-то просто сидит, закинув ногу на ногу. У многих приятно-возбужденное настроение, которое, впрочем, время от времени меняется на противоположное. Ван Гог молча работает в углу.

Художник 1. Ха… ха! Манера Ван Гога ошеломляющая! Теперь я понимаю, для чего нужен целый штат критиков, — они ограждают нас дилетантов. Ха… ха! Он пишет за сеанс два-три этюда в густой краске, не кончив старый, бросается к новому!

Художник 2. Он пририсовал мужицкую голову нашей натурщице Зизи.

Натурщица 1 (Зизи). Посмотри, как идет мне эта пунцовая лента.

Натурщица 2. (зевает) Отстань, я не выспалась. Мне снилась могила, я видела отчетливо, как пузырилась земля там в глубине. Дай, чего-нибудь сладенького.

Натурщица 1. На пастилку. Вон тот угрюмый человек, что торчит вечно в углу, сказал, что ярко-пунцовая лента в моих волосах выглядит душераздирающе.

Натурщица 2.(вынимая пастилку изо рта) Странно, когда съешь сладкую пастилку, мысли меняются на противоположные.

Критик (вскакивая) На следующей недели открывается выставка независимых!

Художник 1. Я никогда не дам свою картину на выставку, если там выставится номер 2.

Художник 2. Я никогда не дам свою картину на выставку, если там выставится номер 3.

Художник 3. Я никогда не дам свою картину на выставку, если там выставится номер 1.

Критик (смотрит в записную книжку). Номера 1,2 поддерживает Дюран- Рюэль, номер 3 Тео Ван Гог и Жорж Пти.

Натурщица 1,2 (в один голос). Жорж маленький, ха, ха, ха! Иди к нам, Жорж…

Критик (прерывая их). Великий вопрос, историческая минута: кто останется в памяти будущих поколений?

Художник 3. Наплевать!

Художник 1. На что наплевать?

Художник 3. На все, и на будущее поколение тоже!

Художник 1. Протестую!

Художник 2. Я тоже протестую и требую возрождения чистой энгровской линии.

Натурщица 1 (художнику 3) Милый, невинный мальчик, вам нравится моя грудь?

Художник 3. Она большая и розовая. Правда, сосок похож на улитку.

Художник 2. Один молодой поэт из новых сравнил проституток с кусками мяса на прилавке.

Художник 1. Потом он, правда, поправился и заявил, что во всем виновато общество. Ха-ха! Общество предоставляет ему то, о чем он мечтал ночью! Ну, и субъект!!!

Художник 3. Анатом сделал верный разрез, а потом, вместо того, чтобы продолжить начатое, принялся морализировать.

Художник 1. Обществу нужно мясо, пусть даже в чулках!

Художник 2. Давайте пририсуем Венере чулки.

Художник 1. Великолепно, думаю руки как раз были приспособлены для этого.

Художник 2. Что такое искусство? Делай на виду у всех все, что ты раньше делал наедине с собой! Только немногие избранные догадываются об этом.

Художник 1. Нет! Все по-другому: искусство — это великолепная возможность быть бессмертным.

Художник 3. Приехал Гоген и остановился в гостинице «Альбатрос». Он по-прежнему в роли Жана Вольжана и воображает, что правит миром.

Ван Гог. (смотрит на художников). Среди них есть очень талантливые люди, но это надорванные души: они ведут себя так будто находятся на устойчивой плоскости, тогда как плоскость давно поставлена вертикально. Еще немного и они свалятся в пропасть. Они видят все, но не делают ни шагу, чтобы избежать пропасти, напротив, рисуют цветы, кусты роз с капельками росы, красивых женщин, праздничные гулянья, движение народа, шелестящее тело толпы…

Через сцену проходит Терстех.

Терстех. Привет, Винсент. Что поделываете?

Ван Гог. Работаю.

Терстех, Прекрасно. А я, знаете, не могу. Этот город точно

поселился во мне. Видели мельницу на Мулет-де-ля- Галет?

Ван Гог. Да.

Терстех. Она не мелет зерно, — просто бутафория, но занятно.

Ван Гог. Видел.

Терстех. А вчерашний фейерверк? Действительно превосходно! Ощущение такое, будто бросали цветы в преисподнюю. (Пауза) Кланяйтесь вашему брату, он, говорят, неплохо заботится о вас. (Отходит к художникам)

Появляется Гоген.

Гоген. Ну, что, научил вас дядюшка Кромон держать кисть в руках? Или держите как коровий хвост?! За эту науку он берет 100 франков.

Художник 1. Мы ждем от тебя указаний, великий Гоген!

Гоген. Вы хотите ползая, достичь небес. У вас это никогда не выйдет.

Критик. Слушайте Гогена! Ему уготовано место в истории!

Гоген (Терстех). Ну, так как? Вы устраиваете мою выставку?

Трестех. Делать нечего, придется.

Гоген. Как хотите. Не то я продам Валадону.

Ван Гог. (сам с собой). Раньше я проходил штудии рисунка, а теперь штудии цвета. Остается, правда, вопрос, зачем? Временами я теряю сознание в этом хаосе. Новые впечатления будто муравьи с железными челюстями растаскивают мое сознание. Мое сознание в тупике от непрестанной смены обстановки. Я должен признаться: я не могу лепить людей из краски.

Крики. Голос 1. Я не хочу, чтобы меня лепили из краски!

Голос 2. Но тогда ты будешь бессмертным.

Голос 1. А вот об этом следует подумать.

Голос 2. Думай быстрей, времени мало осталось.

Голос 1. А вот я не думаю об этом и не сойду с ума!

Гоген подходит к Винсенту.

Гоген. Ты стоишь на месте, а кажется непрестанно идешь куда-то, как тот человек на твоих картинах…

Ван Гог. Я уезжаю, Гоген.

Гоген. Куда?

Ван Гог. Я еду в Арль. Я буду рад, если ты приедешь ко мне. Быть может, мы устроим место, где художники будут работать рука об руку, как товарищи и братья.

Гоген. Это как раз кстати! Спасибо за приглашение. Ты протягиваешь мне руку помощи в трудную минуту.

Ван Гог. Я еду в Арль, я еду к свету!

Темнота, ярко вспыхивает свет. Освещает Ван Гога одного посередине сцены.

Конец первой части

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ