Cайт писателя Владимира БоровиковаСовременная
русская проза

Автобус Южа-Москва

Глава 18

За Шуей вдоль дороги росли дубы — величаво, словно патриархи, смотрели дубы на проезжающий люд, узловатыми пальцами сжимали посох.

Эх, дубы-дубы, о чем задумались вы?!

О чем поведаете нам?!

Многое видели вы на своем веку, много людей прошло мимо вас, потоков жизни пронеслись…

Много людского счастья и невзгод видели вы на своем веку, посуровел ваш взор, брови свелись…

Изрезаны стволы суровыми морщинами, печать времени лежит на вас, но весной вновь расправятся морщины, вздрогнут могучие корни, взроют землю и затрепещет листва, побегут свежие соки жизни и сила, и мощь явится в вас: крона распахнется до небес, словно зеленый шатер укроет землю, потоки жизни польется по корням, заструится сок в ваших жилах, и вечная жизнь предстанет во всем блеске, славе и могуществе…

Прекрасна Русь в цветении своем сказочном, прекрасны дубы символы величия и мощи…

Скоро Кохма, — думает Славка, — а там и до Иванова рукой подать!..

Эй, Иваново- Иоаново, принимай нас!..

Хорошо на душе у Славки, радостно, колокольчики звенят, нежно душу ласкают… Не может душа без радости жить…

Вот и сама Кохма, имечко смешное, — кто его выдумал?! — появилась…

Встречай нас сестра Кохма!

Спустились с высокого холма и въехали в славную Кохму…

На берегу реки раскинулась Кохма, крошечный фабричный городок…

Проехали фабрику, из красного кирпича сложенную, розовые каменные строения миновали — все говорило о том, что рабочий люд здесь в труде живет, в поте лица хлеб добывает…

Запруду широкую миновали, корабельными соснами украшенную…

Незаметно подкатили к Иванову, мимо торговых центров прокатили, мимо евролендов, магазинов огроменных и магазинчиков мелких промчались…

Иваново — это не Южа, здесь жизнь кипит вовсю, здесь торжище великое, народ озабоченный ходит, у каждого заботы и думы на челе.

Въехали в город, встали на перекрестке, свернули налево, на широкий проспект выехали; вот проехали перекресток, вдали вокзал показался.

Все, прибыли!..

Автобус, тяжко вздохнув, двери со скрипом открыл.

А Славка думал только о Любке, только Любка была в душе его.

Вот сейчас он Любку увидит! — сердце как птица в груди билось, за спиной крылья выросли.

Любка с распущенными волосами у вокзала стояла, губы покусываела на Славку ноль внимания.

Загорела Любка, платье короткое на ней, сквозь солнышко просвечивает.

А под платьем-то ничего и нет…

Парни и мужики, проходившие мимо, оборачивались, старались заглянуть ей в глаза, но она глаз не отводила, смело им в глаза смотрела, как копья вонзала, — попробуй сладь со мной! — и опускали парни и мужики взор.

Вот она какая Любка — не всякий с ней сладит!

Славка лихо из кабины выскочил и к Любке подлетел:

— Здорово, Любка! Вот он я… Прибыл…

Любка с безразличным видом на него посмотрела.

— Прибыл, говоришь… Нарисовался, значит…

— Соскучился, слов нет!..

Любка брови тонкие свела, стрелы из глаз метнула:

— Что же ты, кучерявый, с бабкой сделал?!

— Ну ее, бабку эту, — махнул рукой Славка. — Чего о ней говорить… Под ногами путается…

— Как это под ногами путается?! — Любка глазами сверкнула. — Человек в беду попал, а ты — ну, ее! Не нужна, выходит, старая?!

— Ох, Любка, невмоготу, дай поцелую…

Но Любка удила закусила:

— Полегче на поворотах, кучерявый… Ходят тут всякие, целоваться лезут…

— Ты что, Любка, белены объелась?! Три дня не виделись, три ночки не миловались…

— Три дня не виделись, три ночки не миловались?! Бабка в темноте сидит, света не видит, а ему любовь-ласку подавай…

Не будет ласки, пока бабке свет не добудешь…

— Как же так?!

— А вот так… Язык у тебя слишком бойкий: на язык боек, словно депутат городской, а как до дела доходит, слаб оказываешься…

— Как это слаб оказываюсь?!

Мужики, водилы бывалые вовсю хохочут:

— Пропал, Славка… — хохочут мужики. — Слаб против Любки оказался… Не будет свадьбы, пиши — пропало!

— Полегче на поворотах, залетный… Что мне Вову из Палеха вызывать?! — Любка спрашивает.

— Не надо Вову…

Любка строгий тон взяла, раздосадована сильно, молниями сверкает, щеки пылают.

Распаляется Любка, теперь ей перечить нельзя: такой фортель может выкинуть, перед всем народом опозорит.

— Постой, Любка, ведомости казенные сдам, опосля поговорим…

— Сдавай свои ведомости, долго ждать не буду…

Славка в диспетчерскую, сломя голову, полетел, Петрович его новостью огорошил:

— В Москву, Славка, ехать надо…

— Да, что ты, Петрович, — взмолился Славка. — Меня Любка ждет!

— Ну, и что из того, что ждет? У Бесшапошникова жена рожает…

— Никак не могу…

— Ноги в руки и полетел… Ты человек вольный, жены, детей нет…

— Как вольный, как жены, детей нет?! А Любка?!

— Что Любка?! Вы с ней не расписаны… — хохочут мужики.

— Расписаться на днях хотели… Документы оформим…

— Она не жена тебе, вот когда женой станет, тогда другой разговор пойдет… За Любкой мы присмотрим… Вон Кочеток на нее поглядывает… Верно, Кочеток?

— Присмотрим… Отчего не присмотреть?! — Кочеток головой кивает.

У Славки дыхание перехватило:

— Как присмотрим?! Как это поглядывает?! Да, вы что, мужики, белены объелись?!

— Чтобы от рук не отбилась, — смеется Петрович. — Я на подхвате буду…

Смеются мужики, диспетчерская ходуном ходит, словно палуба.

— Вы что творите, мужики, что делаете?! Без ножа режете…

Славка на дыбы встал:

— Не поеду в Москву, ни в какую не поеду! Пусть Кочеток в Москву мотает, Масленников, Лазуткин, а я не поеду… Ни за что не поеду… За Любкой присмотрю… Если дело такое, автобус брошу, на газель сяду, частным извозом займусь…

— Ты против народа не выступай, обществу не указывай… Вперед общества себя не ставь! Кочеток мал еще, рано ему в Москву ездить, — заблудиться может…

— Ты, Славка, поедешь, кроме тебя некому, — Петрович карандашиком по столу серьезно постучал. — Других кандидатур на сегодняшний день не имеется… Разговор окончен…

— Ох, смотрите, мужики, ох, смотрите, без ножа режете!..

— Чего смотреть?! Вот ключи, на два часа каптерка в твоем распоряжении… — Петрович на часы посмотрел. — Улаживай свои личные дела… Ребята тебе комнату отдыха уступают…

Любка тут как тут, принцессой в диспетчерскую является:

— Вот и молодцы, что уступаете… Очень даже запросто все дела уладим, — пошли, Славик! — засмеялась звонким смехом рассыпчатым, точно горсть монет серебряных кинула, ключи от каптерки взяла:

— Пошли, Славик, дела улаживать!..

Мужики смеются:

— Вон какая Любка боевая!.. Верховодить хочет… Куда Славке до нее…

Славка точно волной подхватило:

— Стойте, мужики! Поеду я в Москву, найду злодея, который во всей деревне свет отключил… Добуду правду…

А мужики над Славкой смеются, мужики потешаются:

— Где тебе правду найти… Где тебе свет добыть?! Ты лучше у Любки между ног ищи…

— Спорим мужики?!

— На что бьемся?

— На мотоцикл новый… с коляской… Найду я правду, мужики, свет бабке добуду…

— Нет, Славка, не найти тебе правды, — смеются мужики — мужики матерые, мужики бывалые, мужики заскорузлые.

— Правда далеко лежит, под семью замками правда спрятана… Змей Горыныч ее в пещере каменной сторожит, не найти тебе правду…

А Славка вовсю кричит:

— Спорим, мужики!

Кочеток руку протянул, мужики руки разбили.

— Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь… За свои слова отвечай…

— Отвечу… Вы мотоцикл готовьте с коляской, а мы отдыхом культурным займемся…

Два часа ласкались они с Любкой, но что такое два часа?!

Двух недель не хватит, чтобы все ласки отдать, слова нежные прошептать.

Горячо обнимала его Любка, слова шептала бесстыдные, серебряным смехом заливалась и обещала, что с ребятами в кино не пойдет.

— Ни под каким видом!

— Ни за что!..

— А с Вовой Бурмакиным переписываться не будешь?!

— Нужен мне твой Вова… — отвечала Любка. — Пусть в Палехе на станции сидит, автобусы караулит…

— Он меня в Палехе караулил, да не укараулил…

— Мы на него управу найдем…

Вову давно мысль гложет, хочет систему навигации по трассе внедрить, чтоб всех водил по интернету видеть… Выслуживается перед начальством, гад…

— Как приеду из Москвы, поженимся, Любка, слово дай!..

— Поженимся… Только свет добудь… Во всей деревне тьма… Добудешь свет — женой твоей на веки вечные стану, — отвечает Любка. — Под венец пойду… Поцелуй меня последний раз…

Время в ласках пролетело как миг единый, стрелой огненной пронеслось.

Диван в каптерке скрипел сильно, фикусы покачивались, девушки на фотографиях глаза потупили, не привыкли девушки на такие ласки смотреть.

Два часа спустя Петрович деликатно в дверь постучал:

— Пора, Славка, автобус на стоянке стоит… Отпускай его, Любка…

Напоследок Любка горячо его поцеловала, так горячо, как никогда прежде не целовала.

Славка из комнаты отдыха, пошатываясь, вышел.

Мужики, водилы от рейсов свободные, Славку окружили:

— Ты, Славка, никак в Москву собрался?! — хохочут мужики. — Не притомился?!

— Да, поеду, проветрюсь немного, стольный город посмотрю…

— Ну-ну, езжай, проветрись, столицу посмотри…

— А Любка?

— Чего Любка?

— Не возражает?!

— Нет, мужики, не возражает…

— Мы за ней присмотрим…

— Присмотрите, мужики…

— Любка тебя не утомила?!

— Не переживайте, мужики… Каждого бы так утомляла… Все бы на моем месте быть хотели…

Сейчас автобус осмотрю, потом и в путь тронемся.

Славка фуражечку для форса надвинул, из диспетчерской фертом вышел, Любка у него на плече повисла.